мне -- ты такая сладенькая, я тебя сейчас съем, смешно, да? Если я говорю, что съем, значит, и правда съем, например, яблоко или печенье. А у взрослых ничего не поймешь. Говорят одно -- делают другое. Как ты думаешь, она понарошку хочет меня съесть?
-- Конечно, понарошку. Это они так шутят. Мне никогда не понять взрослых. Они все-таки очень глупые. Даже и Джейн с Майклом не всегда умными назовешь.
-- Да, -- согласилась Барбара, сосредоточенно стаскивая пинетки.
-- Например, они никогда не понимают, о чем мы говорим. Но самое страшное, они вообще не понимают ничей язык. Я сам слышал, как Джейн сказала: вот бы понять, что говорит ветер.
-- И я удивляюсь на Майкла. Только и слышишь: "Ах, как поет скворец -- ти-ви, ти-ви!" Да разве скворец поет? Он просто говорит, как мы с тобой. А уж от мамы с папой, конечно, и ожидать нечего. Они просто ничегошеньки не понимают. Но Джейн с Майклом, кажется, должны бы понимать...
-- А они раньше и понимали, -- вмешалась Мэри Поппинс, складывая стопкой ночные сорочки Джейн.
-- Что? -- воскликнули близнецы. -- Понимали язык скворца и ветра?
-- Да, и язык деревьев, солнечных лучей, звезд.
-- Но как они могли разучиться? -- Джон наморщил лобик, силясь постичь причину такого несчастья.
-- Ты хочешь знать? -- проверещал Скворец таким тоном, точно хотел сказать: а я знаю, как.
-- Выросли и забыли, -- объяснила Мэри Поппинс. -- Барбара, надень, пожалуйста, пинетки.
-- Глупая причина, -- сказал Джон, сердито на нее глядя.
-- Может, и глупая, но это факт, -- Мэри Поппинс нагнулась к Барбаре и крепко-накрепко завязала пинетки.
-- А Джейн с Майклом и правда глупые, -- продолжал Джон. -- Вот я вырасту и ни за что не забуду.
-- И я тоже, -- Барбара сунула палец в рот и стала, причмокивая, сосать.
-- Забудете, -- отрезала Мэри Поппинс.
Близнецы сели в постельках и уставились на нее.
-- Ха! -- презрительно воскликнул Скворец. -- Вы только взгляните на них! Ишь, вундеркинды выискались! Бывают, конечно, чудеса. Но на этот раз никакого чуда не будет. Вы тоже все забудете, как Джейн с Майклом.
-- Никогда! -- воскликнули близнецы в один голос и взглянули на Скворца так, словно хотели его убить: очень он их расстроил.
-- А я говорю, что забудете, -- рассмеялся Скворец. -- Впрочем, вы в этом не виноваты, -- прибавил он, смягчившись. -- Забудете, потому что выбора у вас нет. Не было еще на свете человека, который не забыл бы язык вещей и животных. Не считая, конечно, ее. -- И Скворец кивнул через крыло на Мэри Поппинс.
-- А почему она помнит, а мы забудем? -- спросил Джон.
-- Ишь, что захотели! Она не такая, как все. Она -- Великое исключение. Вам с ней не равняться, -- усмехнулся Скворец.
Огорченные дети замолчали.
-- Видите ли, -- продолжал Скворец. -- Она совсем особенная. Я говорю не о внешности. Мои птенцы, им хоть от роду один день, и то красивее.
-- Какая наглость! -- возмутилась Мэри Поппинс и замахала на Скворца фартуком. Но Скворец вспорхнул на верх рамы, прыгнул на карниз и, оказавшись в недосягаемости, пронзительно засвистал.
-- Опять не поймала! Небось, уже думала, я у тебя в руках! -- И Скворец презрительно затряс крыльями.
Мэри Поппинс в ответ только фыркнула.
Солнечный столп продолжал скользить по комнате, волоча за собой золотистый шлейф. За окном подул легкий ветер и стал нежно шептаться с вишнями на улице.
-- Слышите, что говорит ветер? -- спросил Джон, склонив набок голову.-- Неужели правда, миссис Поппинс, что мы вырастем и не будем слышать, что говорят ветер, лучи, деревья?
-- Слышать, конечно, будете, -- ответила
