очевидно, пеледвигается исключительно пли помощи леактивных самолетов?
Ика покраснела.
— Милостивая государыня, — огрызнулась она, — еще будет передвигаться при помощи реактивных самолетов.
— А может, и лакет?
— Может, и ракет.
Тетка Педагогика хотела было вмешаться в этот разговор, но Рыжий снова положил руку на ее ладонь.
— Милостивую госудалыню смешит как доистолический Мешко, так и вполне истолический автобус, — обратился он снова к Ике.
— Смешит!
Горошек покачал головой.
— Юмор не запрещен, — обратился он к вербе, мимо которой как раз проезжал автобус.
— Нет, — согласился Рыжий, — и не будет заплещен. Именно поэтому еще через тысячу лет какая-нибудь новая Ика будет лопаться от смеха, что кто-то там когда-то, наплимел в двадцатом веке, пеледвигался на каких-то там неуклюжих, длевних самолетах и лакетах. Велно или нет?
Ответа ой не дождался. Только Горошек снова покачал головой:
— Надо это продумать.
Рыжий засмеялся:
— Это велно.
Автобус раскачивался на выбоинах, словно лодочка на штормовой волне. Из корзины торговки, сидевшей на заднем сиденье, вдруг высунул голову рассерженный гусак и загоготал изо всей мочи. Рыжий подмигнул и ответил ему таким замечательным гоготанием, что настоящий гусак просто смутился. И представьте себе, тетка Педагогика, вместе того чтобы возмутиться, захихикала вместе со всеми!
— Ах, ты, рыжий гусь! — шепнула она.
Когда все успокоилось, Ика взглянула на «рыжего гуся» более добрым взглядом. А «гусь» обнял тетку Педагогику за плечи и снова разговорился.
— Весной, — начал он, — я видел очень интелесную доменную печь.
Горошек тихо вздохнул. «Ну вот, опять лекция по радио», подумал он. Но Ика слушала внимательно. И даже перестала замечать, что «гусь» вместо «р» говорил «л». Рыжий рассказывал и рассказывал. А закончил он вот чем:
— Домна была действительно необыкновенно интересная. Сейчас она уже не работает. Но в свое время, видимо, была последним криком технического прогресса. Когда я ее осматривал, меня не оставляла одна мысль. Знаете о чем? Вот о чем. Каково бы нам пришлось без строителей этой домны? Без того, что придумали и изобрели они? Боюсь, что мы не сумели бы построить даже такой допотопный автобус. То-то и есть. И забывать о них нельзя…
— О ком? — спросил Горошек.
Автобус сделал поворот, а под осенним солнцем блеснула Висла. «Рыжий гусь» улыбнулся:
— Я же сказал: об изобретателях и строителях этой домны.
— Понятно, — вежливо, но уже равнодушно согласилась Ика. Домна — это доменная печь.
Но Горошка смущала загадочная улыбка Рыжего.
— Простите, — вдруг спросил он, — а когда эту домну построили?
— Полторы тысячи лет назад, — добродушно сказал Рыжий.
У Ики и даже у тетки Педагогики глаза в этот момент стали не меньше тарелки — скажем, десертной тарелочки.
— О-го-го! — ахнул Горошек, состроив Ике рожу. — Снова влопались. Совсем, как с Яком, — шепнул он ей.
На этот раз Ика не рассердилась. Она внимательно посмотрела на Рыжего.
— Ты прав, — тоже шепотом призналась она.
А когда автобус наконец остановился возле живописного казимежского рынка, когда их обняла осенняя тишина, Ика и Горошек совершенно ясно услышали, как тетка Педагогика шепнула Рыжему:
— Золотко, да ведь ты же замечательный педагог! Горошек подтолкнул Ику:
— Слышала?
— Еще бы, — отвечала Ика, — теперь это уже, конечно, не секрет.
— Что?
— Как — что? Поженятся.
Горошек посмотрел на обращенные друг к другу лица взрослых. Кивнул головой.
— Такова жизнь, — проворчал он, обращаясь уже исключительно к самому себе.
… ЭТО БЫЛ ДЕНЬ полный чарующей осенней прелести. Леса вокруг городка стояли, как в огне, — красные, бронзовые и золотые. Солнце было удивительно ласковое, в воздухе, на волнах тихого ветра плавали паутинки.