начала она.
Милиционер не слушал ее. Он сердился. Он недавно служил в Трушеве, но трушевские ребята не раз доставляли ему неприятности. Видимо, он решил, что и эта девчонка позволяет себе над ним издеваться.
— Товарищ сержант, — подлила масла в огонь хорошенькая продавщица, — гражданочка вам хочет помочь, а вы с ней так нелюбезны!
Милиционер покраснел как кумач:
— Какой там гончий лист! Какой мошенник? Что это за шутки?
— Настоящий мошенник! — крикнула с отчаянием Ика. — Зовут его… зовут его… Евстахий!
И тут все присутствующие, включая продавщицу, расхохотались во все горло.
А милиционер схватил Ику за руку.
— Ах, Евстахий? — повторил он. — Как раз Евстахий, да? — Он подтолкнул Ику к двери. — Будешь знать, как издеваться над моим именем! — крикнул он и выставил девочку за дверь.
— О-хо-хо-хо! — покатывались в пивной. — Евстахий Евстахия поймал!
Дверь хлопнула, Ика оказалась снаружи, под ветром и дождем.
Она чуть не плакала от досады. Вот незадача! Надо же, чтобы милиционера звали так же, как преступника! Что же теперь делать?
Может быть, Ике и не удалось бы удержаться от слез, но, к счастью, когда она подбегала к Капитану, вдалеке, в бледном свете фонаря, вдруг снова мелькнул силуэт милиционера.
— Евстахий, — всхлипнула Ика еще раз и… и вдруг вспомнила фамилию: — Кужевик. Ку-же-вик! — В ту же секунду у нее родилась новая идея. Она наклонилась к окну Капитана. — Капитан, торопливо заговорила она, — пожалуйста, подъезжайте к станции, ладно? Я сейчас там буду!
— Есть, — отвечал Капитан и послушно завел мотор.
А Ика бегом помчалась вдогонку за милиционером, чья фигура уже исчезала в глубине улицы.
Сейчас ей совершенно не хотелось плакать. Ни капельки! Но несмотря на это, подбежав к милиционеру, она еще издали начала громко реветь:
— Дяденька милиционер! Гражданин милиционер!
Плотный, круглолицый, уже не молодой милиционер немедленно обернулся и подбежал к Ике.
— Что такое? Что случилось, гражданочка? — спросил он, ласково обняв Ику за плечи.
Он был такой симпатичный, что на секунду Ика заколебалась: а не сказать ли ему попросту все, как есть, без всяких уверток?
Нет, нет! А вдруг и он ей не поверит? Что тогда будет? Ведь время идет, неизвестно, как там справляется Горошек. Нет, сейчас она уже не может рисковать!
И она захныкала:
— Я потерялась, дяденька милиционер. Мне надо было… надо было тут встретить своего дядю на станции… и… и не нашла я ни станции, ни дяди, ни… ничего.
Милиционер добродушно рассмеялся.
— Эх, гражданочка, — сказал он добрым, слегка простуженным голосом. — Плакать не годится! Зачем же плакать? Сейчас найдем и станцию и дядю.
Тут только Ика понемногу начала успокаиваться, но не слишком быстро, чтобы не выдать себя.
— Ой, скорей бы, скорей бы найти дядю, — тараторила она. — Он такой хороший! Он меня ждет не дождется!
— Пошли, пошли, — сказал милиционер и, взяв Ику за руку, направился с ней в сторону станции.
А когда издали ей дружески мигнул задний фонарь Капитана, Ика сочла возможным даже улыбнуться. И затрещала, как пишущая машинка:
— А вы, товарищ милиционер, не знаете моего дядю? Он такой веселый! Зовут его Евстахий Кужевик! Не знаете?
— Как его зовут? — строго спросил милиционер, приостановившись.
— Ведь я же вам сказала, — вежливо отвечала Ика. — Евстахий Кужевик. Кужевик Евстахий.
Милиционер крепче сжал ее руку и зашагал так быстро, что Ике пришлось почти бежать. Несмотря на это она продолжала трещать:
— Он такой веселый. Он для смеху иногда усы себе приклеивает! Такие смешные! Они ему до того к лицу!
— Усы себе приклеивает? — переспросил милиционер.
— Да, да, — тараторила Ика. — У нас родные даже беспокоятся. Говорят, у кого усы, тот ночью храпит.
— Храпит?
— Да. Ну и пусть
