Кристофера Робина.
"Что ни говори,-- твердил Кролик про себя,-- Кристофер Робин надеется только на меня. Он, конечно, любит Пуха, и Пятачка, и Иа, я-- тоже, но у них у всех в голове опилки. Это ясно. Он уважает Сову, потому что нельзя не уважать того, кто умеет написать слово "суббота", даже если он пишет его неправильно, но правильнописание-- это еще не все. Бывают такие дни, когда умение написать слово "суббота" просто не считается. А Кенга слишком занята Крошкой Ру, а Крошка Ру слишком маленький, а Тигра слишком непослушный, так что, когда наступает ответственный момент, надеяться можно только на меня. Я пойду и узнаю, в чем ему нужно помочь, и тогда я ему, конечно, помогу. Сегодня как раз день для таких занятий".
Он весело перескочил на другой берег реки и вскоре оказался в районе, где жили его Родственники и Знакомые; сегодня их было, кажется, еще больше обыкновенного. Кивнув одному-другому Ежу (поздороваться с ними за руку было, понятно, некогда), небрежно бросив "Доброе утро, доброе утро" еще кое-кому и снисходительно приветствовав самых маленьких словами: "Ах, это вы", Кролик махнул им всем лапкой и скрылся. Все это вызвало такое волнение и восхищение среди Родственников и Знакомых, что некоторые представители семейства Козявок, включая Сашку Букашку, немедленно направились в Дремучий Лес и полезли на деревья надеясь, что они успеют забраться на верхушку до того, как это-- что бы оно там ни было -- случится, и они смогут все как следует увидеть.
Кролик несся по опушке Дремучего Леса, с каждой минутой все больше чувствуя важность своей задачи, и наконец он прибежал к дереву, в котором жил Кристофер Робин.
Он постучал в дверь.
Он раза два окликнул Кристофера Робина. Потом он отошел немного назад и, заслонив лапкой глаза от солнца, еще покричал, глядя на верхушку.
Потом он зашел с другой стороны и опять покричал: "Эй!" и "Слушай!" и "Это Кролик!", но ничего не произошло. Тогда он замолчал и прислушался, и все замолчало и прислушалось вместе с ним, и в освещенном солнцем Лесу стало тихо-тихо, и потом вдруг где-то в невероятной вышине запел жаворонок.
-- Обидно,-- сказал Кролик,-- он ушел.
Он снова повернулся к зеленой двери, просто так для порядка, и обирался уже идти, чувствуя, что утро совершенно испорчено, как вдруг заметил на земле листок бумаги. В листке торчала булавка; очевидно, он упал с двери.
-- Ага,-- сказал Кролик, снова приходя в хорошее настроение.-- Мне опять письмо! Вот что там говорилось: Ушол щасвирнус занит щасвирнус К.Р.
-- Ага!-- повторил Кролик.-- Надо немедленно сообщить остальным.
И он с важным видом двинулся в путь.
Ближе всего отсюда жила Сова, и Кролик направил свои стопы по Дремучему Лесу к дому Совы. Он подошел к двери, позвонил и постучал; потом снова постучал и опять позвонил. Словом, он звонил и стучал, стучал и звонил до тех пор, пока, наконец, наружу не высунулась голова Совы и не сказала:
-- Убирайся, я предаюсь размышлениям,-- ах. это ты!
Сова всегда так встречала гостей.
-- Сова,-- сказал Кролик деловито,-- у нас с тобой есть мозги. У остальных-- опилки. Если в этом Лесу кто-то должен думать, а когда я говорю "думать", я имею в виду думать по-настоящему, то это наше с тобой дело.
-- Да,-- сказала Сова,-- я этим и занималась.
-- Прочти вот это.
Сова взяла у Кролика записку Кристофера Робина и посмотрела на нее в некотором замешательстве. Она конечно, умела подписываться-- "Сава" и умела на писать "Суббота" так, что вы